Неточные совпадения
Батюшка пришлет денежки, чем бы их попридержать — и куды!.. пошел кутить: ездит на извозчике, каждый
день ты доставай в кеятр билет, а там через неделю, глядь — и посылает на толкучий продавать
новый фрак.
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За
дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни думать, ни печалиться,
Дай Бог с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А на четвертый
новоеПодкралось горе лютое —
К кому оно привяжется,
До смерти не избыть!
«Пей, вахлачки, погуливай!»
Не в меру было весело:
У каждого в груди
Играло чувство
новое,
Как будто выносила их
Могучая волна
Со
дна бездонной пропасти
На свет, где нескончаемый
Им уготован пир!
Новый ходок, Пахомыч, взглянул на
дело несколько иными глазами, нежели несчастный его предшественник. Он понял так, что теперь самое верное средство — это начать во все места просьбы писать.
Он уж подумывал, не лучше ли ему самому воспользоваться деньгами, явившись к толстомясой немке с повинною, как вдруг неожиданное обстоятельство дало
делу совершенно
новый оборот.
Можно только сказать себе, что прошлое кончилось и что предстоит начать нечто
новое, нечто такое, от чего охотно бы оборонился, но чего невозможно избыть, потому что оно придет само собою и назовется завтрашним
днем.
Был, после начала возмущения,
день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря на то что внутренние враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то не по себе, так как о
новом градоначальнике все еще не было ни слуху ни духу. Они слонялись по городу, словно отравленные мухи, и не смели ни за какое
дело приняться, потому что не знали, как-то понравятся ихние недавние затеи
новому начальнику.
Голова у этого другого градоначальника была совершенно
новая и притом покрытая лаком. Некоторым прозорливым гражданам показалось странным, что большое родимое пятно, бывшее несколько
дней тому назад на правой щеке градоначальника, теперь очутилось на левой.
Начали выбирать зачинщиков из числа неплательщиков податей и уже набрали человек с десяток, как
новое и совершенно диковинное обстоятельство дало
делу совсем другой оборот.
С тех пор законодательная деятельность в городе Глупове закипела. Не проходило
дня, чтоб не явилось
нового подметного письма и чтобы глуповцы не были чем-нибудь обрадованы. Настал наконец момент, когда Беневоленский начал даже помышлять о конституции.
Он забрался с Домашкой на вышку градоначальнического дома и первый
день своего торжества ознаменовал тем, что мертвецки напился пьян с
новой жертвой своего сластолюбия…
Но тут встретилось
новое затруднение: груды мусора убывали в виду всех, так что скоро нечего было валить в реку. Принялись за последнюю груду, на которую Угрюм-Бурчеев надеялся, как на каменную гору. Река задумалась, забуровила
дно, но через мгновение потекла веселее прежнего.
Он сшил себе
новую пару платья и хвастался, что на
днях откроет в Глупове такой магазин, что самому Винтергальтеру [
Новый пример прозорливости: Винтергальтера в 1762 году не было.
И действительно, в городе вновь сделалось тихо; глуповцы никаких
новых бунтов не предпринимали, а сидели на завалинках и ждали. Когда же проезжие спрашивали: как
дела? — то отвечали...
Едва успев продрать глаза, Угрюм-Бурчеев тотчас же поспешил полюбоваться на произведение своего гения, но, приблизившись к реке, встал как вкопанный. Произошел
новый бред. Луга обнажились; остатки монументальной плотины в беспорядке уплывали вниз по течению, а река журчала и двигалась в своих берегах, точь-в-точь как за
день тому назад.
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович, не любивший противоречий и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на другое и без всякой связи вводили
новые доводы, так что нельзя было знать, на что отвечать, — впрочем, не в том
дело. Позволь. Признаешь ли ты, что образование есть благо для народа?
Для того же, чтобы теоретически разъяснить всё
дело и окончить сочинение, которое, сообразно мечтаниям Левина, должно было не только произвести переворот в политической экономии, но совершенно уничтожить эту науку и положить начало
новой науке — об отношениях народа к земле, нужно было только съездить за границу и изучить на месте всё, что там было сделано в этом направлении и найти убедительные доказательства, что всё то, что там сделано, — не то, что нужно.
Туман, застилавший всё в ее душе, вдруг рассеялся. Вчерашние чувства с
новой болью защемили больное сердце. Она не могла понять теперь, как она могла унизиться до того, чтобы пробыть целый
день с ним в его доме. Она вошла к нему в кабинет, чтоб объявить ему свое решение.
— Да, но ты согласись, что открывается
новое, несомненно полезное учреждение. Как хочешь, живое
дело! Дорожат в особенности тем, чтобы
дело ведено было честно, — сказал Степан Аркадьич с ударением.
Был ясный морозный
день. У подъезда рядами стояли кареты, сани, ваньки, жандармы. Чистый народ, блестя на ярком солнце шляпами, кишел у входа и по расчищенным дорожкам, между русскими домиками с резными князьками; старые кудрявые березы сада, обвисшие всеми ветвями от снега, казалось, были разубраны в
новые торжественные ризы.
Первое время женитьба,
новые радости и обязанности, узнанные им, совершенно заглушили эти мысли; но в последнее время, после родов жены, когда он жил в Москве без
дела, Левину всё чаще и чаще, настоятельнее и настоятельнее стал представляться требовавший разрешения вопрос.
— Николай Иваныч был поражен, — сказала она про Свияжского, — как выросло
новое строение с тех пор, как он был здесь последний раз; но я сама каждый
день бываю и каждый
день удивляюсь, как скоро идет.
Дело было
новое и полезное.
Вновь избранный губернский предводитель и многие из торжествующей партии
новых обедали в этот
день у Вронского.
Теперь, присутствуя на выборах и участвуя в них, он старался также не осуждать, не спорить, а сколько возможно понять то
дело, которым с такою серьезностью и увлечением занимались уважаемые им честные и хорошие люди. С тех пор как он женился, Левину открылось столько
новых, серьезных сторон, прежде, по легкомысленному к ним отношению, казавшихся ничтожными, что и в
деле выборов он предполагал и искал серьезного значения.
Правда, мужики этой компании, хотя и условились вести это
дело на
новых основаниях, называли эту землю не общею, а испольною, и не раз и мужики этой артели и сам Резунов говорили Левину: «получили бы денежки за землю, и вам покойнее и нам бы развяза».
Одно время, читая Шопенгауера, он подставил на место его воли — любовь, и эта
новая философия
дня на два, пока он не отстранился от нее, утешала его; но она точно так же завалилась, когда он потом из жизни взглянул на нее, и оказалась кисейною, негреющею одеждой.
— Скверная история, но уморительная. Не может же Кедров драться с этим господином! Так ужасно горячился? — смеясь переспросил он. — А какова нынче Клер? Чудо! — сказал он про
новую французскую актрису. — Сколько ни смотри, каждый
день новая. Только одни французы могут это.
Заговаривая с мужиками о том же и делая им предложения сдачи на
новых условиях земель, он тоже сталкивался с тем главным затруднением, что они были так заняты текущей работой
дня, что им некогда было обдумывать выгоды и невыгоды предприятия.
В душе ее в тот
день, как она в своем коричневом платье в зале Арбатского дома подошла к нему молча и отдалась ему, — в душе ее в этот
день и час совершился полный разрыв со всею прежнею жизнью, и началась совершенно другая,
новая, совершенно неизвестная ей жизнь, в действительности же продолжалась старая.
«Я совсем здорова и весела. Если ты за меня боишься, то можешь быть еще более спокоен, чем прежде. У меня
новый телохранитель, Марья Власьевна (это была акушерка,
новое, важное лицо в семейной жизни Левина). Она приехала меня проведать. Нашла меня совершенно здоровою, и мы оставили ее до твоего приезда. Все веселы, здоровы, и ты, пожалуйста, не торопись, а если охота хороша, останься еще
день».
Дело нового устройства своего хозяйства занимало его так, как еще ничто никогда в жизни.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла в постель. Ей всею душой было жалко Анну в то время, как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенною,
новою для нее прелестью, в каком-то
новом сиянии возникали в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний
день и решила, что завтра непременно уедет.
Нужно было на его место поставить свежего, современного, дельного человека, совершенно
нового, и повести
дело так, чтоб извлечь из всех дарованных дворянству, не как дворянству, а как элементу земства, прав те выгоды самоуправления, какие только могли быть извлечены.
Степан Аркадьич покраснел при упоминании о Болгаринове, потому что он в этот же
день утром был у Еврея Болгаринова, и визит этот оставил в нем неприятное воспоминание. Степан Аркадьич твердо знал, что
дело, которому он хотел служить, было
новое, живое и честное
дело; но нынче утром, когда Болгаринов, очевидно, нарочно заставил его два часа дожидаться с другими просителями в приемной, ему вдруг стало неловко.
— И будешь стоять весь
день в углу, и обедать будешь одна, и ни одной куклы не увидишь, и платья тебе
нового не сошью, — говорила она, не зная уже, чем наказать ее.
— Как прикажете, — сказал плотник, вдруг просветлев глазами и, очевидно, поняв наконец
дело. Видно, приходится
новую рубить.
Но что-то
новое теперь
разделяет нас.
Она теперь с радостью мечтала о приезде Долли с детьми, в особенности потому, что она для детей будет заказывать любимое каждым пирожное, а Долли оценит всё ее
новое устройство. Она сама не знала, зачем и для чего, но домашнее хозяйство неудержимо влекло ее к себе. Она, инстинктивно чувствуя приближение весны и зная, что будут и ненастные
дни, вила, как умела, свое гнездо и торопилась в одно время и вить его и учиться, как это делать.
Нынешний
день, с появлением Левина, ей прибавилось еще
новое беспокойство.
Целый
день нынче я должен был делать распоряжения, распоряжения по дому, вытекавшие (он налег на слово вытекавшие) из моего
нового, одинокого положения.
Познакомившись с Варенькой, Кити всё более и более прельщалась своим другом и с каждым
днем находила в ней
новые достоинства.
И он с свойственною ему ясностью рассказал вкратце эти
новые, очень важные и интересные открытия. Несмотря на то, что Левина занимала теперь больше всего мысль о хозяйстве, он, слушая хозяина, спрашивал себя: «Что там в нем сидит? И почему, почему ему интересен
раздел Польши?» Когда Свияжский кончил, Левин невольно спросил: «Ну так что же?» Но ничего не было. Было только интересно то, что «оказывалось» Но Свияжский не объяснил и не нашел нужным объяснять, почему это было ему интересно.
Вернувшись в начале июня в деревню, он вернулся и к своим обычным занятиям. Хозяйство сельское, отношения с мужиками и соседями, домашнее хозяйство,
дела сестры и брата, которые были у него на руках, отношения с женою, родными, заботы о ребенке,
новая пчелиная охота, которою он увлекся с нынешней весны, занимали всё его время.
Губернский предводитель, в руках которого по закону находилось столько важных общественных
дел, — и опеки (те самые, от которых страдал теперь Левин), и дворянские огромные суммы, и гимназии женская, мужская и военная, и народное образование по
новому положению, и наконец земство, — губернский предводитель Снетков был человек старого дворянского склада, проживший огромное состояние, добрый человек, честный в своем роде, но совершенно не понимавший потребностей
нового времени.
Стремов, тоже член комиссии и тоже задетый за живое, стал оправдываться, — и вообще произошло бурное заседание; но Алексей Александрович восторжествовал, и его предложение было принято; были назначены три
новые комиссии, и на другой
день в известном петербургском кругу только и было речи, что об этом заседании.
Сергея Ивановича на минуту удивило это неожиданное воззрение на
дело; но он тотчас составил
новый план атаки.
В
новых судебных учреждениях он не одобрял тех условий, в которые была поставлена адвокатура. Но он до сих пор не имел
дела до адвокатуры и потому не одобрял ее только теоретически; теперь же неодобрение его еще усилилось тем неприятным впечатлением, которое он получил в приемной адвоката.
Теперь она верно знала, что он затем и приехал раньше, чтобы застать ее одну и сделать предложение. И тут только в первый раз всё
дело представилось ей совсем с другой,
новой стороны. Тут только она поняла, что вопрос касается не ее одной, — с кем она будет счастлива и кого она любит, — но что сию минуту она должна оскорбить человека, которого она любит. И оскорбить жестоко… За что? За то, что он, милый, любит ее, влюблен в нее. Но, делать нечего, так нужно, так должно.
— Хорошо, я поговорю. Но как же она сама не думает? — сказала Дарья Александровна, вдруг почему-то при этом вспоминая странную
новую привычку Анны щуриться. И ей вспомнилось, что Анна щурилась, именно когда
дело касалось задушевных сторон жизни. «Точно она на свою жизнь щурится, чтобы не всё видеть», подумала Долли. — Непременно, я для себя и для нее буду говорить с ней, — отвечала Дарья Александровна на его выражение благодарности.